Работа над ошибками

Горбачева выбирали уже по-другому. Съехались, как всегда, в гостиницу «Москва». Кто-то привез с собой вино, кто-то коньяк. Зашли в одну комнату, потом в другую. Догадывались, конечно, что в номерах все записывается. А когда выпили, просто перестали обращать на это внимание. Обсуждали, кто будет. Говорили, что Гришин. И действительно, Гришин уже ездил в том «членовозе», связь с которым выведена и на управление ядерным комплексом страны. Но члены shiftrar.ru ЦК пришли к выводу, что следующих похорон страна может уже не выдержать. Нужен был молодой руководитель. Таким был Горбачев. Ключевую роль в мобилизации членов ЦК, и прежде всего первых секретарей обкомов, сыграл Егор Лигачев, бывший тогда заведующим орготделом ЦК КПСС.

Когда пленум начался, в зале установилась напряженная тишина. Понимали, что есть шанс больше не позорить страну гонкой на лафетах. Горбачев, возглавлявший комиссию по похоронам Черненко, открыл пленум и предоставил слово Андрею Андреевичу Громыко. Минуты три Громыко делал вступление, говоря о том, какое важное решение мы все принимаем сегодня. Было ощущение, что даже дышать мы уже перестали. И когда он произнес фамилию Горбачева, зал встал и овацией приветствовал Михаила Сергеевича. Руки отбили – надоело ездить через год на похороны. Потом прерывали аплодисментами уже самого Горбачева: самое главное, что молодой. И практически его избрали единогласно.

Я не знаю, что было бы, если б Громыко назвал другую фамилию. Вероятно, все же не было бы повторения той ситуации, которая сложилась на пленуме после смерти Андропова. Когда я приехал после избрания Черненко в Могилев, секретари обкома, а потом и райкомов возмущались: «Как вы могли! » Все ведь понимали, что у человека уже наступил старческий маразм.

Не могу сказать, что была вера в Горбачева. Нет маразма, в здравом рассудке и светлой памяти – и слава Богу! Была вера в то, что в стране можно многое исправить, многое сделать лучше. Даже в той системе.

До своего избрания на высшую должность в партии и государстве Горбачев был секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству. Лукашенко потом неоднократно уверял всех, что ездил на пленумы чуть ли не консультировать Горбачева. На самом деле это было всего один раз. Горбачев любил собирать рабочие совещания – как говорил один генерал из Бобруйска, «узкий круг ограниченных людей». По команде Генерального собирали человек пятьдесят – шестьдесят: несколько первых секретарей обкомов, членов республиканских правительств, из исполкомов разных уровней – и так вплоть до руководителей хозяйства. Это называлось «посоветоваться». (На таких двух совещаниях пришлось побывать и мне). Сначала Горбачев делал пространное выступление по повестке дня, потом кому-то предоставлял слово, почти всегда недослушав, перебивал выступающего и сам за него говорил, говорил долго. В это время выступающий мог стоять за трибуной и 10, и 20 минут. Не всем удавалось сказать, что они планировали. На одном таком совещании по моим подсчетам Михаил Сергеевич из 4-х часов, в течение которых длилось совещание, сам проговорил 2, 5 часа. Совещание закончилось тем, что даже не были подведены какие-то итоги. Слушать Горбачев не умел… Одно из совещаний было по аренде, которая тогда активно внедрялась. Могилевскую область на нем представлял первый зампред облисполкома Евсей Корнеев, который и взял с собой Лукашенко. Вместе ехали в вагоне. На совещании Лукашенко выступил, что-то сказал – это он очень любил. Возвращались и назад вместе. Ехали в Москву – Лукашенко угощал Корнеева и чайком, и водочкой, как водится. Ехали назад – уже от Корнеева потребовал, чтобы тот ему носил чай. Видно, тот факт, что Генеральный Секретарь задал ему какой-то вопрос, сильно ударил директору совхоза в голову. Но на другие совещания его больше никто не звал.

Были, правда, о Лукашенко публикации в центральной печати. Много писал о нем Гуляев, что-то давала «Комсомольская правда». Но, надо сказать, писали не столько о нем, сколько об аренде. Аренда действительно давала основания для обсуждения, потому что раскрепощала людей, развязывала им руки. Главное – как говорилось ранее, снимался «потолок» заработной платы. Ведь социализм изжил себя точно так же, как Вавилон, где, как бы ты ни работал, больше двух килограммов пшеницы и двух килограммов ячменя заработать просто не мог. При социализме работника сдерживал оклад: был ты хорошим директором совхоза или плохим, свои двести тридцать рублей ты получал гарантированно. А при аренде половина сэкономленных ресурсов переходила в заработную плату. Используя аренду, в нашей бедной Могилевской области нам удалось подтянуть сельское хозяйство так, что даже когда на закате перестройки все начали минусовать, мы все еще держались. А аренду мы ввели и в строительстве, и даже вплотную подобрались к промышленности. Конечно, та советская аренда это не рыночная экономика, но некоторую степень свободы инициативным людям она давала, можно было зарабатывать достаточно хорошо.